20 декабря 2009 гражданский протест в Петербурге вышел на новую стадию: все группы натерпевшихся от власти объединились, и заявляют о политических требованиях - считает Анджей Беловранин.
Во время своего последнего визита в Питер Владимир Буковский, среди прочего, высказал одну интересную мысль: Россия, сказал он, стала жертвой слишком быстрого политического развития. Из несвободы 1980-х она прыгнула сразу в свободу 1990-х. Практически мгновенно появилось множество партий, только они совсем не походили на партии в западном или даже российском дореволюционном понимании этого слова.
Это были «проекты», слабо поддержанные снизу, потому что базой для них не был народный выбор того или иного пути развития для страны. Партии строились из ощущения того, как надо делать, в среде немногих энтузиастов-интеллектуалов, а то и проходимцев.
В итоге Россия получила политическую структуру, в которой массовый избиратель не разбирался — а значит, не считал ее своей. Поэтому и большинство партий оказались столь недолговечными.
Буковский предвещал появление настоящей, в западном смысле политической системы не раньше, чем народ, простые люди обнаружат в себе желание последовательно и вдумчиво, сознательно влиять на изменение жизни в стране. Само собой, желание поначалу будет слабо оформленным, но, в конце концов, выльется в более-менее ощутимые позиции, которые и станут платформами настоящих политических партий.
Всем нам хорошо известно, что в 1990-е народ влиять ни на что не хотел, он хотел, чтобы его привели к хорошей жизни, как баранов в райский сад. А в 2000-х вообще началось наступление на ту самую политическую свободу, которая позволяла людям без страха иметь свое мнение.
Большинство было готово к возвращению авторитаризма и приняло его с радостью. И если бы узкий круг ограниченных лиц, получивший власть, использовал эту, столь легко доставшуюся ему победу мудро, страна могла бы законсервироваться на десятилетия.
Но системе, существующей за счет коррупции, использующей понятия вместо законов, невозможно было сдержать себя, и она не могла ограничиться лишь распилом углеводородных денег, взявшись в итоге за обворовывание своих «слабых» сограждан.
Первыми в моей журналистской практике — так уж сложилось — оказались обманутые дольщики. Жертвы сговора чиновников и беспринципных бизнесменов: компания-застройщик собирает с людей деньги, ведет работы, потом «внезапно» оказывается банкротом, и практически достроенный объект получает другой застройщик; а дольщики, оплатившие его строительство, получают шиш с маслом. Схема, простая как три копейки, и полная «дыр» — в правовом государстве рассыпалась бы в мгновение ока. Но — скажите спасибо коррупционерам-чиновникам — эти дыры латаются исправно.
Потом я встретился с малыми предпринимателям, владельцами гаражей, жителями незаконно приватизированных общаг. Схема в каждом случае своя, но основной принцип один и тот же: отъем собственности при поддержке властей. На новом русском все это называется «рейдерство», но вообще-то данное явление описывает целая пачка статей из Уголовного кодекса.
Было легко объединяться по формальному признаку: дольщикам разных домов, гаражникам разным кооперативов, предпринимателям разных рынков друг с другом — потому что это понятно. А вот объединиться всем вместе…
Здесь дело уже не в понимании, это вопрос другого порядка: не за свое кровное радея, а ради всеобщего блага… Те же дольщики еще год-два назад уверяли власти, что у них нет политических требований: отдайте только квартиры. Да и малому бизнесу нужно лишь одно: оставьте в покое. Но ведь не оставляют и не возвращают! А отступать им уже некуда.
И вот, 20 декабря случилось эпохальное событие, если не в российской, то в петербургской политической истории точно. На площадь Ленина вышли объединившиеся протестные группы. И внезапно оказалось, что их гораздо больше, чем можно было предположить в самых смелых мечтах! Помимо названных — защитники скверов, противники «Охта-центра», антимансардная коалиция, борющаяся за право жителей распоряжаться чердаками и подвалами своих домов, автомобилисты…
Каждый из выступавших на митинге говорил о своем — и об общем. При этом спикеры раз за разом поминали конституцию и законы, потому что на собственном примере убедились: когда законы не действуют — это плохо! Для нас, привыкших к «рука руку моет» — это идеологический прорыв: не все то хорошо, что овеяно веками.
Это было не Пикалево — не бунт отчаявшихся пеонов, требующих хлеба у своего суверена. На площади Ленина требовали не хлеба, а прав. И призывали собраться еще раз, уже в помещении, чтобы всех выслушать, поговорить вдумчиво, обсудить и выработать свою… платформу?
Так неужели это оно? Неужели дождались?
Вот он — парадокс человеческой природы: свобода не могла привить людям любовь к самой себе, а отсутствие свободы — привело к пониманию ее необходимости.
Конечно, у зимы есть право на ответный ход. И мудрейшим ходом было бы — быстро выдать всем всё, что полагается, и оставить людей в покое. Но… система на такое не способна: дай слабину, и сразу все посыплется. А значит, скорее всего, ответ будет репрессивным, в той или иной мере. Что, очевидно, еще больше укрепит настойчивость протеста.
Анджей Беловранин, специально для Cogita!ru |