Искать корни проявления национальной нетерпимости чаще всего начинают с экономической обстановки, в которой живут люди. Однако, по мнению экспертов, данный фактор важен, но не является первостепенным. «Существуют определенные связующие факторы, которые переводят экономический статус в эмоциональное состояние, – объясняет эксперт сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов Игорь Савин. – Это является основой только тогда, когда различие экономических статусов воспринимается как несправедливое одним человеком по отношению к другому. Это происходит не только на национальной почве. Другой вопрос: что питает этого человека? Чувства могут оформиться в нетерпимость по отношению к «другим». Он воспринимает их как чужих, опасных для себя. Но привести к этому могли и социальные обстоятельства». В действительности поиск причин наших неудач во внешних различиях – всего лишь удобная позиция.

«Наш институт проводит мониторинг этноконфессиональной ситуации и раннего предупреждения конфликтов. И мы попробовали проверять, есть ли зависимость между ростом напряженности на рынке труда и ростом напряженности в отношении к мигрантам, – говорит замдиректора Института этнологии и антропологии РАН Владимир Зорин. – Оказалось, что зависимость не прослеживается на региональном уровне, а лишь на уровне всей страны. Например, у нас за прошлый год напряженность на рынке труда возросла на 11%, а уровень враждебности по отношению к мигрантам – на 15%. Откуда берутся эти 4%? По Москве разрыв еще более заметный – при росте напряженности на рынке труда на 1% уровень мигрантофобии вырос на 28%!»

Директор информационного центра «Сова» Александр Верховский считает, что такого рода изменения в уровнях напряженности довольно условны, ведь напряженность, что называется, «в головах» и определенным образом связана с социальными обстоятельствами. При этом она может проявляться, а может и не обозначать себя внешне.

Фактически оказывается, что большинство людей попросту не понимают, почему и как приезжие занимают те или иные должности, получают социальный статус при отсутствии реальных привычных социальных лифтов, например образования. Аборигены склонны обвинять мигрантов в том, что они способны к чему-то неприемлемому для местного сообщества. Они связывают статус мигрантов с их внешним отличием. «Вспомните, что даже богатые люди, чей социальный рост вполне обоснован, всегда вызывают критику, – рассказывает Игорь Савин. – Но в случае с мигрантами мы говорим о концентрации этнических групп в определенных нишах, о непрозрачном и насквозь коррупционном механизме формирования рынков. Аборигены не проводят различия между этническими группами, обнаруживают в них лишь внешнее сходство и исходя из этого делают выводы о выгодной позиции мигрантов в той или иной сфере». Другими словами, люди просто не принимают то, что им непонятно, и поэтому упрощают и искажают причинно-следственные связи.

Кроме того, существует мнение, что все так называемые гастарбайтеры «поработают и уедут». Поэтому единственным требованием местного сообщества к ним становится соблюдение закона. «Это нежелание признать очевидность: он не уедет. Часть уедет, а половина останется. Он не временный рабочий, он останется здесь. На самом деле, это мы заинтересованы в том, чтобы они социализировались. Эти люди будут жить рядом с нами», – подытоживает Верховский.

ng.ru